Я хочу жить в этом доме одна,
Чтоб никого со мной не было рядом.
Чтоб оглушающая тишина
И пустота, неподвластная взглядам.

Чтоб одиночество - это, по мне,
Та же свобода от гнета общенья.
Чтоб вне опасности быть и во сне,
Чтоб взаперти не возжаждать отмщенья.

Личное, личное - бьется внутри,
Мне и тепла за свободу не стоит,
Если есть право сорваться на крик -
Лучше сама свою спину прикрою.

Кто распознал бы, где горькая ложь?
Кто разучил бы мотивы от страха?
Мне б не прикрытия в мраморный дождь,
Мне бы чайку... чтоб растаять, как сахар.

Перед сном - это лучшее время.
Когда прожиты, выжаты смыслы,
Когда мыслей ворота и стены
Все фильтруют, фильтруют их списки.

Страх и радость, обида и ласка,
Пересчеты на силу чудовищ,
Грациозно-графичные краски
Цвета дыма, форели и крови.

Было горе, а может, веселье -
Незначителен, в общем, оттенок.
Вдохновения варится зелье
Из глубоких до жути видений.

Вот рецептов - рецептов не сыщещь,
Слишком личное все это дело.
Помни только: за пищей для тела
Не забудь о других видах пищи!

- Пятница! - провозгласил хрипловатый голос, и на скамейку со звоном приземлилась пара бутылок. За ними последовал сам говоривший. Сиденье чуть скрипнуло под весом семидесятикилограммового мужика, абсолютно уверенного в том, что его задумчивый приятель радостно встрепенется при виде выпивки, но тот молчал и смотрел ровно перед собой. Потом, словно просыпаясь, он хмыкнул чему-то и повернулся.
- Давай не сейчас? Мне трезвый ум надо иметь.
- Трезвенник-язвенник, - необидно рассмеялся Николай, открывая бутылку, - Небось опять изобрел что-то, гений доморощенный?
Когда Дима ответил положительно, приятель уже навострил уши послушать, однако был послан... приходить завтра с утра. И согласился, несмотря на ожидаемое похмелье, потому что когда "гений доморощенный" так говорит, это всегда оказывается что-то невероятное.
После ухода Коли изобретатель сидел на скамейке недолго. Его ждали дома голодный кот, ежедневная проверка почты и самое главное - розыгрыш, над которым пришлось трудиться весьма насыщенные четыре года. Долго? Разумеется. Но результат стоил того.
Дима встал и зашагал домой, ловко уворачиваясь от препятствий.
***
Звонок в дверь раздался аж в семь утра. В квартире началось подозрительное шебуршание, словно её хозяин спросонья запутался в одеяле и пополз открывать на манер гусеницы. Это продолжалось не менее подозрительные три минуты, спустя которые немного встрепанный, но довольный изобретатель открыл дверь и поздоровался с приятелем - "Заходь!" - после чего, дав ему время разуться, провёл в соседнюю с прихожей комнату. Там на диване сидел... сидел...
- Ох тыж!..
- Здравствуйте, Николай. Меня зовут Дмитрий, человекоподобный робот, нет информации о номере модели. Хозяин - Кустарников Дмитрий Евгенье...
- Мать твою, кто это?!!
- ...вич. Ваш приоритет жёлтый. У вас есть право...
Коля стоял на месте. В его глазах явственно читалась мысль: "Нет, я всё понимаю, но это уже перебор!" - а может, это было "Я тоже хочу такую штуку!.."
Впрочем, долго удивляться он не стал. То, что приятель слегка того, было известно давным-давно, практически, с самой первой их встречи. Тогда друзья ещё долго провожали взглядом Колину прическу, частично отражающую свет, как зеркало. Кстати, о друзьях...
- Слушай, это же не секрет?
Дима ответил, не раздумывая:
- Нет, конечно! Я просто тебе первому хотел показать.
- И...
- Разумеется. Просто скажи ему идти за тобой. Ну или я скажу.
***
Шутку оценили все. На предложение найти настоящего Дмитрия, не ощупывая пару "клонов", ответы давались самые разные. Как ни странно, из пяти трое указали на робота, после чего даже Николай засомневался, кто из них кто.
Впрочем, в одном решение было принято единодушно - такое потрясение следовало обмыть. Робот был послан за водкой, а потом - на... домой, потому что всё равно не пил. Дима, впрочем, не пил тоже - так, пару глотков разве что. Изобретатель отвечал на вопросы, с каждым градусом становившиеся заковыристей и труднее для понимания.
По его словам, машина была своевольна и точь-в-точь повторяла даже человеческие эмоции.
Данил, самый молодой из компании, тут же вспомнил какое-то аниме из тех, что смотрела его девушка. Мол, там божественные существа ставили людей в экстремальные условия, чтобы вскрыть самые тёмные уголки души. Спонтанно родившуюся идею поддержали все, не обращая внимания на слегка подвисшего от кощунственной мысли изобретателя, и тут же отправились нестройной толпой к нему домой.
Так как лично убивать (пусть и механического) человека никто не хотел, его решили сбросить с десятиэтажки. Просто сказали идти следом, мол, "видел ли ты звёзды, творение гениального ума?"
Он ни о чём не догадался. Правда, уже на крыше его пришлось подтолкнуть - даже роботы не хотят умирать. Он что-то кричал, но почти протрезвевшие приятели как один заткнули уши. Вокруг упавшего тела медленно ширилась лужа крови.
Николай, глянув вниз, побледнел.
- Дима, пожалуйста, скажи, что это ты...
Ответа на эту фразу в электронных мозгах не было. Дмитрий выглянул с крыши.
- О, какое несчастье!..

а я укрываюсь большим одеялом, оно там чуть сбилось внутри:
вся масса, которой не так уж и мало, как кровь прилила к голове.
заменой наушникам, пледу и прочему, от темноты до зари
оно мне тепла и спокойствия хочет, оно приглушает мне свет.
и я бы хотел, несмотря на жару и по капле стекающий пот,
исчезнуть в заботе, не выйти к утру и остаться хотя бы на год.

согнувшись, подушки бугры подоткнуть и не слушать совсем ничего,
ни всяких, чтоб их, непонятных зануд, ни бред на подкормку толпе.
иметь хоть кусочек чего-то родного, до самых корней своего,
а всё остальное, конечно же, новым. оно, это всё, не себе.
себе - ничего. ни утра, ни свободы, ни вечности... эк я хватил.
достаточно выжить до этой субботы.
удача? зачем? уходи.

Я волка рисую на белом листе,
Ощерена темная пасть.
Растерян в оковах невидимых стен,
Боится исчезнуть, упасть.

Испуган, озлоблен, нисколько не горд,
И очи тусклее горят.
Под сотнями взглядов прошел, как на спор
И там, безрассудный, застрял.

Закрашу - исчезнет. Он, кажется, рад
Тому, что свободен теперь.
На черном попробую нарисовать -
Светлеет серебряный зверь!

Все тот же оттенок и те же клыки,
Ободранный кончик хвоста.
Пусть нет перемен, но они велики:
Улыбка на морде не та

И стойка: бесстрашно во тьме он висит
И движется легче, чем свет.
Спокоен, уверен и этим красив.
Светлее, размытей... живей.

Не надо тянуть их из хвоистой тьмы,
Листа белизною слепить.
Прожекторов ярких не любим и мы,
Почти... А за что их любить?

В чужом покопаться не против белье
Голодная вечно толпа,
Любуясь бессовестно дрожью колен,
Как лучшей из подлых забав.
И высветить каждый кривой волосок
В помятой бумажной судьбе.

А собственный лист - на засов, на засов:
Ни ей, ни ему, ни себе.