Томо ненавидела писать письма начальству. Особенно те, которые касались бюджета её заданий.
По сути профессия инквизитор крайне «вольная». Делай что хочешь и трать сколько хочешь, только вверенную задачу выполни. В основном такая свобода связанна с тем, что здесь больно большая текучка кадров. На пенсию, так вообще, выходят только единицы. Ибо видишь: то порчу страшную наведут, что твоя пра-пра-правнучка замуж выйти не сможет (страшное несчастье в наши смутные времена), то все косточки поломают с характерным «кхэк», то всколыхнёшь огнём и бегаешь по лесу, только пятки сверкают. Буквально. Знала Томо один интересный случай, когда одного посла воли матушки церкви заколдовали на вечный смрад, идущий изо рта. Рассказывают что запах был как то ли шестинедельных потных носков, то ли от помёта лося. Или всё вместе.
Ох уже эти ведьмы-изобретательницы! Инквизитор знала, что все они разные и все со своей долгой и трагичной (и часто очень романтичной) историей. Белые иль чёрные — церковь матушка всех под одну гребенку берёт. А Томо точно помнит из своей десятилетней карьеры, что жизнь с магией под ручкой всегда оканчивается плачевно. В костре или в безжизненной тьме мора. И костёр гораздо лучше, милосердней и экологичней. Отчищаем прекрасные тела милых дам и их драгоценные девственные души от пороков и грехов, совершенно безвозмездно. Но одна дамочка с одним крайне ценным артефактом уже пол года бегает от костра правосудия. И из-за этой противной ведьмы Томо пишет, пишет, пишет…
Пишет поэмы про мерзкую злыдню колдунью, пишет оды в честь великой духовной Матери, пишет сонаты великому апостолу, только бы дали ещё денег. Ведь преследовать ведьм по всей неохватной родине вещь очень затратная. Монеты на еду, на коня, на ночлег, золотые на взятк… на вознаграждение для местных лордов от щедрой и благодетельной церкви. Уж на деньги потраченные только за один день хватит чтобы корову купить. И не простую, а победительницу местных соревнований «Мисс Доярушка», мечту местного крестьянина. Фактически у Томо полная свобода в средствах, но постоянные письма с жалобной просьбой о финансировании этого сомнительного предприятия на протяжении полугода могут надоесть даже самым терпеливым белым воротничкам из духовенства.
  Так и скрипит инквизитор непослушным гусиным пером по грубому полотну серой бумаги. Маленькая свечка, принесённая вместе с принадлежностями для  письма, теплым светом неясно освещает зажиренные и обильно раскрашенные бледными пятнами от крепкого красного вина, подгнившие серые доски стола. В серебряной чернильнице, кажется единственной ценной вещи в этой старой таверне, отражаются искривлённые тонкие линии ажурного письма инквизитора, ведь Томо происходит из благородных семей. Она может писать только элегантной вязью из букв, которая похожа больше на причудливый орнамент, чем на текст. Ибо так принято в метрополии.
Жирная смоляная точка соревнуется с багровым пятном от убитого комара в полноте и неровности ободка. Узорная вязь расплылась в некоторых местах - на обратной стороне письма остались неприятные следы от жирных крошек. Томо уже представляет, с какой недовольной брезгливой миной на лице будут читать её просьбу и кажется это может серьезно ухудшить ситуацию. Но тут, в бросила из печально опустевшего старого кошелька пару позеленевших в долгой дороге медных пятачков. Хозяин чешет противную чёрную губку, по какому-то неизвестному обстоятельству, называемую бородой и внимательно смотрит своими противными маленькими водянистыми глазками прямо в нос инквизитору.
- Так ты это, баба, что ль?
«Опя-я-я-ять».
- Да, - кошелёк надёжно спрятался в закромах левой ноги.
- А чой-то у тебя инквизиторские вещицы?
«Даже за десять лет не то что новости, слухи сюда не добираются».
- Азм есьм инквизитор, меч святой матери церкви, изгоняющая ересь и чернь,
- Шо-о-о? Инквизиторы только мужчинами могут быть. Вы женщины, больно народ строптивый, да тьме преданный. А ну ка, ведьма старая, отвечай где вещи взяла?
«Что ты думала, приехав в место под названием Медвежья берлога?»
Действия начали принимать опасный оборот. Мужик яростно, словно бывалый вояка, взял ближайшую вилку и точным движением направил удар прямо в голову. Вилки всегда опасны в руках таких людей.
Щёлк.
Рука причудливо зависла в воздухе и зеленая вспышка резко проскочила в студенистой радужке. Хозяин таверны бросил вилку и спокойно забрал пятаки и письмо.
Томо недовольно покачала головой. Женщина-инквизитор — это нонсенс. Такого не бывает или не бывало раньше. Девушки все близки к родной матери природе и никуда от этого не деться. Поэтому никому из дам прохода в эту профессию не дают. Да и зачем? Сиди дома, готовь, убирай, ухаживай за детьми, ведьмами займётся кто-то другой. Но у Томо другая, очень долгая история. Благо, родители её богатые и со связями крепкими. Плюс, оказалось, что девушка в некоторых заданиях оказывается более полезная штука, чем обычный инквизитор. Так и взяли её. Одну единственную. Но крайне жёсткими условиями. Постоянные проверки, надзор, проверки, испытательные сроки, напарники и проверки. А то не дай, окунётся в чёрную сторону и выведает ведьмам все секреты! А может и уже?! Хотя на восьмой год службы контроль чуть-чуть да поубавился, а к десятому почти сошёл на нет, ибо Томо уже была одной из самых опытных ловцов колдунов и еретиков.
И всё бы хорошо, если только не одна проблема. Никто из народа не принимал новоявленного инквизитора и не верил ей. Ведь правда: «Иж чего удумали! Нечего молодым девчонкам шастать за магам! Пущай дома сидят!». Маски и прочие защитные средства быстро вышли из употребления, потому как слишком часто они оборачивалось против самой девушки. Поэтому церковь позаботилась и после прохождения целой кучи проверок, тестов и ещё раз проверок, дала в пользование специальный амулет. Всего лишь гипноз, зато какой действенный. Даже сейчас этой побрякушке находится место, ведь держава большая, в некоторых глубинках даже не знают, что там в стране целой происходит.
- Не забудьте письмо завтра же отправить.
Хозяин коротко кивнул головой и принялся своей угольной бородой драить грязный стол. «Губка она везде губка», - выходя из таверны, подумала Томо и отправилась в свою опочивальню при гостином дворе. Золотой месяц осторожно выглядывал из-за старых дубов.

Негромкие стуки пары сонных конских копыт в полуночи. Сочетание, любимое каждому поэту, романтику и даже шуту из любой подворотни. Одной только этой тишине с этими робкими шажками посвящают крошечные строки четверостиший, ими начинают баллады и ими же оканчивают романсы. В общем, дорога всегда и для всех или хотя бы почти для всех была чем-то особенным, таинственным и манящим.
Кто же тогда мог подумать, что бывает иначе? Что людская подлость и пара медных способны очернить любое возвышенное чувство и любую природную красоту, мешая их с грязью, глиной и всем тем прочим нелицеприятным, что только можно отыскать в земле.
И все-таки всадник ни разу не удивился подобному раскладу карт, хотя и ни коим разом не желал себе такой судьбы. Что же, этот мир уже давно погряз в пьянстве, лжи и прочих пороках, так что вряд ли бы кто-то ужаснулся при мысли, что деньги решают многое.
Потому Дункан и не был поражен и даже не мучил себя вопросами, угрызениями совести, не горел в пламени праведного гнева. Отныне сменив стальные латы на жалкое тряпье, он действовал во благо той, кого раньше опасался, и против тех, до кого доселе и дела не было.
Единственное, что таки могло смущать — новая обстановка. С детства тебя пугают злыми бабками со скрюченными пальцами и длинными носищами, посылающими проклятья направо и налево. Потом они, конечно, становятся всего-навсего отродьями черта, но первое впечатление, безусловно, куда сильнее.
Вот и как теперь жить с мыслью, что ты уже несколько месцев ходишь следом за этим дьявольским детищем, а оно на вид вполне пригодно, даже ни разу не обернулось этой самой клячей с отсохшими руками, да еще и при ее виде деревья языками обзаводятся. Откровенно говоря, в первые пару недель Дункан не забывал втихую креститься каждый раз, как что-то норовило свести его разум в могилу. А потом, хочешь-не хочешь, а все равно привыкаешь...
И теперь же «изменник» куда спокойнее относился к своей подопечной и всей этой ереси, что творилась вокруг него.
Безмолвно вслушиваясь в топот копыт и шорох листвы, он с прищуром всматривался в полутьму леса и тени, ползающие среди пятен лунных бликов. Не забывал тот время от времени коситься и в спину впереди идущей. Мало ли, что приспичит этой даме  — решит свернуть, остановиться, ускориться, а то и еще чего похуже — да много ли чего может прийти в голову? И эта внимательность была как никак кстати, ибо в один прекрасный момент ведьма действительно придержала лошадь, а Дункан, соответственно, остановился следом. Слегка нахмурив лоб, он хотел было уже осведомиться, что не так, но тут же уловил жест Велисы. Недоверчиво осмотревшись по сторонам, мужчина спешился и, проследив за действиями ведьмы, нехотя, но по-привычке присел на одно колено, «как в старину». Чтобы в случае чего претензий не возникало.
В этом положении рыцарь в тряпье провел всю недолгую речь Велисы и еще то короткое время, что было после.
Некоторый скрип, возникший тут же, беженца насторожил, заставив невольно дрогнуть руку, все норовившую потянуться к старому клинку, отхваченному вместе с ножнами у одного из последних встречных воришек.
Конечно, глаголящее на высоком слоге древо — картинка сама по себе довольно славная, и все-таки Дункан не дал себе и в этот раз окончательно лишиться рассудка.
Так что он всего лишь дождался, пока так называемая Лиса выпрямилась и оседлала лошадь обратно, чтобы вослед и самому запрыгнуть на пепельного коня.
Натянув поводья, Дункан не спеша пустился за дамой.
- Ну, так и что дальше? - решил осведомиться всадник, хотя и чувствовал, что мешать наверняка не стоило. - Здесь-то мы что делаем?